В дождливую погоду всегда мало посетителей. Людям лень выходить из теплого уютного дома на улицу в сырость и холод. Вот и сейчас в зале сидела лишь парочка завсегдатаев, лениво потягивая пиво. Что-то увлеченно рассказывая другу, непременно добавляя много ярких красок и активно жестикулируя, один из мужчин, сидящих за дальним столиком, бросил мимолетный взгляд на установленный под потолком над баром телевизор. Обычно звук был выключен, и кадры бежали, сменяя друг друга, не цепляясь за сознание. Но сейчас мужчина заинтересованно прищурился и замолчал на середине фразы.
- Эй! Уснул что ли?! – возмущенно вопрошал друг, пытаясь привлечь к себе внимание.
- Да погоди ты! – раздраженно отмахнулся от него мужчина, - Кать! Сделай погромче.
Официантка, молоденькая девушка, сидевшая со скучающим видом за стойкой, удивленно посмотрела на посетителя. Затем пожала плечами и, взяв пульт, исполнила его просьбу. На экране симпатичная молодая женщина с крайне серьезным выражением лица сообщала о местных новостях:
«Сегодня состоится церемония прощания с Кирой Высотской. Напомним, что девушка пропала две недели назад. Она, никого не предупредив, ушла из дома и не вернулась. На протяжении всего времени сотрудниками УР велась активная розыскная работа. И вот, во вторник, 4 мая, тело девушки было обнаружено в очистном коллекторе с признаками насильственной смерти. На данный момент ведется следствие. По одной из версий, девушка стала жертвой грабителя, который…»
Диктор еще вещала с экрана телевизора, продолжая раскрывать тайны следствия, когда камера начала отстраненно и беспристрастно фиксировать все, что происходит на похоронной церемонии.
Кладбище, с присущим ему типичным унылым пейзажем, заставляющим задуматься, насколько коротка жизнь и как много вокруг смерти.
Пасмурно, мелкий моросящий дождик и прохладные порывы ветра заставляли зябко ежиться. Казалось, даже природа провожала Киру.
Было много народу в черных траурных костюмах: мужчины и женщины с фальшивыми скорбными масками, за которыми скрывались скука и безразличие. Лишь двое были действительно на своем месте. Они должны были попрощаться с девушкой. Лишь они по-настоящему скорбели, чувствовали истинную боль и ощущали невосполнимую потерю. Родители Киры стояли в стороне и безжизненными глазами наблюдали, как несколько мужчин достают черный лаковый гроб из катафалка. Слез не осталось, лишь тупая ноющая боль, не дающая вздохнуть. Мужчина бережно поддерживал жену под локоть, выражая поддержку. Это было ИХ горе. Одно на двоих.
Мужчины поставили закрытый гроб, давая близким проститься. Женщина на дрожащих ногах приблизилась к дочери, нежно провела кончиками пальцев по крышке гроба:
- Кира…
До сих пор не верилось, что все это происходит с ними. Ей казалось, что дочь откроет глаза и скажет, что это странная глупая шутка. Женщина каждый день все еще ждала, то и дело поглядывая на входную дверь, что ее дочь вот-вот повернет ключ и с заливистым смехом вихрем влетит в квартиру.
Встав на колени, она, обняв руками крышку, прошептала:
- Прости нас…
Ласково поцеловала холодную блестящую поверхность, жалея, что не может прикоснуться к дочери. Какое-то время она стояла, склонив голову, пока муж не подошел и не помог ей подняться на ноги. Женщина не выдержала. Всхлипнув, она склонила голову мужу на плечо и вцепилась в судорожной хватке ему в рубашку, держась изо всех сил, чтобы не кинуться к гробу, не давая его опустить в землю, расталкивая глазеющих людей и рыча, как дикий зверь. Закрыв глаза, скрывая бурю эмоций – боль, стыд и ярость на себя, что беспомощен в этот момент, что ничем не может помочь своей семье, что он НЕ БОГ и не может вернуть дочь – отец ласково коснулся губами виска женщины.
Мужчины поддев веревки под основание, стали медленно опускать гроб вниз. От влажности одна из них соскользнула с гладкой поверхности, и, опасно накренившись, гроб съехал и ударился основанием о боковую стенку могилы.
Услышав глухой звук удара, мать Киры едва не потеряла сознание. Это было невыносимо. Казалось, все вокруг просто вопило: «Не уходи!» Муж бережно подхватил жену и отнес к машине, усадил на сидение, давая прийти немного в себя и справиться с головокружением.
Стоящая неподалеку женщина отделилась от толпы и подошла к родителям, принести соболезнования. Она понимала их. Недавно и она почти простилась с собственной дочерью. И сейчас не было абсолютной уверенности, что Ника придет в себя. Женщина считала, что способна по-настоящему понять этих людей, но на самом деле, единственным чувством было облегчение: «Слава богу, это не я сейчас стою у могилы собственного ребенка…»
Как могла, поддержав родителей, она развернулась и направилась к машине. Сегодня было еще одно дело. И оно было куда сложнее, чем присутствие на похоронах. Когда дело касалось ее дочери, она не знала, как себя вести.
***
- На данный момент состояние стабилизировалось, но нельзя сказать, что она в порядке, - на ходу говорила миленькая толстушка в белом накрахмаленном халате.
Миниатюрная женщина, следовавшая за санитаркой, опасливо оглядывалась по сторонам и нервно стискивала сумочку. Одетая в строгий траурный костюм, с минимум косметики и тщательно забранными волосами, она производила бы впечатление надменной и непреступной особы, если бы не растерянный взгляд. Она явно чувствовала себя неловко, идя по тускло освещенному больничному коридору, то и дело оглядываясь.
Наконец, дойдя до тяжелой двери с массивным тугим замком, санитарка, долго провозившись с ключами, все-таки отворила ее и шагнула в сторону, пропуская посетительницу.
Судорожно вздохнув, женщина шагнула через порог. У окна на жестком деревянном стуле, подобрав поближе ноги и обняв руками колени, сидела юная девушка. Спутанные темные волосы, обгрызенные ногти и стеклянные взгляд – теперь в ней тяжело было узнать ту когда-то милую скромную девчонку с искрящимися глазами.
Сглотнув, женщина осмотрелась в тесной комнатенке: крашенные бледно-голубые стены, под высоким белым потолком висела голая лампочка, справа у стены – скромная односпальная кровать с пожелтевшим от времени постельным бельем и древняя деревянная тумбочка. Больше ничего: ни личных вещей, ни фотографий, ни даже занавесок, которые могли бы придать этому помещению хоть немного жилой вид, лишь старое мутное окно с железной витиеватой решеткой.
Женщина переступила с ноги на ногу и, наконец, решилась:
- Ника… - позвала она девушку. Та не отреагировала. Будто для нее вообще ничего не существовало. Лишь тяжелые капли дождя, с глухим звуком ударяющиеся о стекло и рассыпающиеся сверкающими брызгами.
Видя отсутствие реакции, женщина нервно облизала губы. Она не знала, как себя вести. Когда она видела дочь в последний раз, та, не переставая, кричала, наносила себе увечья и билась в истерике так, что ее можно было успокоить только с помощью медиков. Постоянные попытки свести счеты с жизнью и открытая агрессия по отношению к персоналу и другим пациентам, заставили врачей колоть девушке лошадиную дозу успокоительного. Мир терял краски, зато в отделении вновь воцарились тишина и покой.
Заметив растерянность посетительницы, санитарка вздохнула и подошла к девушке. Наклонилась так, чтобы непременно попасть в поле ее зрения:
- Вероника, - пролепетала она, словно разговаривала с маленьким несмышленым ребенком. - Вероника, посмотри, кто к нам пришел.
Она коснулась рукой плеча девушки, привлекая ее внимание. Ника с трудом сфокусировала взгляд на лице санитарки.
- Ну-ка посмотри… - слегка коснулась, поворачивая ее голову к матери. - Мама к нам пришла. Мы так ее ждали, да? – закивала санитарка, словно китайский болванчик, глядя в потухшие глаза девушки, будто старалась внушить ей эту мысль.
Покачав головой, она выпрямилась и сочувственно посмотрела на мать.
- Десять минут. Если что, я за дверью…
Женщина кивнула и проводила взглядом выходящую санитарку.
Дождавшись пока за той закроется дверь, хоть какая-то иллюзия уединения, она вздохнула и, огладив юбку, присела на краешек кровати. Та жалобно всхлипнула.
Женщина положила сумку на колени и, поджав губы, задумчиво посмотрела на дочь.
- Ника… - помолчала, не зная, что сказать.
- Как ты? – нашлась она, тут же себя отругав: «Да уж, иногда я умею задать гениальный вопрос…»
Синяки под глазами и неестественная бледность без слов отвечали на вопрос, заданный матерью.
- Небо плачет… - чуть слышно, не отрывая взгляда от свинцовых тяжелых облаков, проговорила девушка.
- Что? – переспросила женщина. До нее с трудом доходил смысл сказанного. Мельком взглянув в окно, она протянула, - Аа… Дождь. Да. С самого утра идет.
- Это плачет небо! По хорошему человеку! – твердо и настойчиво сказала девушка, слегка охрипшим голосом, в котором слышались каждая оброненная слезинка за эти недели, каждый всхлип и напрасные мольбы. Девушка смотрела на мать темными, бездонными глазами. Пустыми, на первый взгляд, но порой можно заметить, как где-то на дне неуклюже ворочается боль.
- А Леночка тебе тут передала, - попыталась уйти со скользкой темы женщина, завозившись, достала сложенный вдвое рисунок младшей сестренки Вероники. Протянула листок девушке, но та проигнорировала его.
- Что? Тоже будешь делать вид, что ничего не случилось?? – с каждым словом, голос Ники становился все громче.
Женщина, с заметным усилием разорвав зрительный контакт, опустила глаза.
- Я все помню, Ника, но… Это случилось. И мы ничего, НИ_ЧЕ_ГО не можем изменить. Понимаешь? – дрожащим голосом пыталась она убедить дочь. - Это больно. Это невозможно забыть. Но жизнь продолжается. Она не ждет, пока мы придем в себя.
Чем больше она говорила, тем ярче загорались глаза девушки. Вскочив со стула, она приблизилась к матери, ярость до неузнаваемости исказило лицо.
- Жизнь?! – прошипела она, - Жизнь, говоришь?! Да ты хоть знаешь, ЧТО это за жизнь?? Когда каждый раз, закрывая глаза, снова видишь этих ублюдков! Когда просыпаешься, задыхаясь, с ощущением их рук на теле и слыша мерзкий смех этих скотов! Когда кажется, что уже никогда не отмоешься! И жить не хочется, а уйти не дают, продолжая пытки этих отморозков! Когда среди бела дня в комнате полной народа только ты слышишь, как кричит Кира, и это сводит тебя с ума! Когда знаешь, что животные, которые ее, возможно, убили, радуются жизни и не вспоминают, а с ней даже попрощаться нельзя, потому что тело не могут найти!
Женщина низко опустила голову, пытаясь скрыться от горящих ненавистью глаз дочери.
- Ее нашли… - тихо, почти шепотом сказала она.
- Когда… – продолжала в азарте Ника, но осеклась, осознав смысл услышанного. - Что? – прошептала она, ошарашено глядя на мать.
- Я… Я не хотела говорить. Ни к чему оно. Но да, тело нашли. Сегодня были похороны.
Тишина, воцарившаяся внезапно в палате, казалась оглушительной. Нервно поежившись, женщина все-таки подняла взгляд на дочь. Девушка стояла бессильно опустив руки, плечи безвольно опущены, по щекам скользили слезы.
Женщина тут же раскаялась, взволнованно глядя на дочь. «Не нужно было говорить.. Ведь решила же. Ну зачем?»
- Ника… - неуверенно позвала она.
Упав на колени, Вероника закрыла лицо руками и закричала. Тяжело мириться с неизвестностью, мучиться, гадая, но с другой стороны, так остается хоть какая-то надежда. Крошечный шанс, что все обойдется. Так хотелось поверить тем людям вокруг, что непрестанно твердили: «Все будет хорошо». Так хотелось…
- Ника, посмотри на меня!
Женщина встала и, подойдя к дочери, коснулась ее плеча рукой. Заглянув девушке в лицо, она охнула и отшатнулась. Ника не просто закрыла ладонями лицо, она, воя, раздирала его ногтями, оставляя глубокие кровавые раны на нежной бледной коже.
- Боже…
Немного помедлив, женщина выбежала в коридор.
- Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста, - давясь слезами, звала она.
Санитарка, которая, как и обещала, была за дверью, всплеснула руками и бросилась в комнату, пытаясь отодрать руки девушки от лица, схватив ее за запястья. Та рычала и вырывалась, словно обезумевшее животное.
Привалившись плечом к стене, женщина наблюдала, как сбегаются люди, пытаясь помочь успокоить буйную пациентку, как заглядывают внутрь любопытные больные, испуганно перешептываясь.
- Кира! – послышался надрывный крик дочери. Затем отборный мат одного из санитаров и непонятная возня. Наконец, всхлипнув в последний раз, девушка притихла.
Не в силах больше здесь находится, женщина медленно зашагала по коридору к выходу, тяжело дыша и держась за сердце. Она даже не пыталась стереть с лица влажные дорожки слез и потекшую косметику.
Когда это началось? Когда вышло из-под контроля? Что она могла сделать, пока не стало слишком поздно? Как могла помочь?
Тысячи вопросов роились в голове женщины, не давая покоя. И главная мысль: «Как же я виновата!»
Выйдя на улицу, она подставила лицо прохладным каплям дождя и крепко зажмурилась…
я аж растерялась хДДД 
Админов: 3
Модераторов: 11
Авторов: 9
Проверенных (V.I.P): 45
Пользователей 32311