FeverFantasy

Чаша терпенья

День давно угас, а небо заволокло тяжелыми серыми тучами. Зимний ветер завывал за ставнями, пытаясь ворваться в маленькую комнату, где так весело потрескивал в камине огонь, согревая всех, кто был в ней.
Уинфри теплее укутала мирно спящую Судер*, и с грустью улыбнувшись не в первый раз, отметила, что девочка все же пошла в отца. Она была само очарование: черный пушок на головке, вздернутый маленький носик, пухленькие губки, а глаза…
– Совсем как у Сэгрида, – с грустью прошептала она.
– Маленький ангелочек, – раздался тихий голос Давены.
– Только ты так считаешь, – все так же с грустью ответила Уинфри.
Не высокого роста с темно-каштановыми волосами. Давены не было еще и тридцати, а у нее уже было тое сорванцов, старшему Эрику было десять, среднему – Эффи было пять, а самому младшему Тайгу, чуть больше года.
Она была не только кормилицей Судер, но и прекрасным другом для Уинфри. Не смотря на странные глаза девочки и слухи, ходившие по замку и округе, Давена согласилась стать кормилицей дочери хозяйки, она знала ее историю и сочувствовала девушке, и к тому же после родов у Уинфри пропало молоко, а малыш Тайг больше не хотел брать грудь.
Поцеловав дочь, Уинфри направилась в свои покои, находящиеся в пару дверей от детской. Несмело приоткрыв дверь, она заглянула во внутрь – пустота. Уинфри переступила порог, оказавшись в небольшой уютной комнате. У дальней стены находилась небольшая кровать с балдахином, рядом стоял столик, на котором горела свеча. У другой стены стоял столик чуть больших размеров, на котором находилась миска и кувшин с теплой водой. На стенах висели гобелены с изображением Райских садов, пол устлан шкурами. Одно кресло стояло у камина, в котором весело потрескивал огонь, подбрасывая вверх языки пламени.
– Его еще нет, – с облегченьем произнесла Уинфри, прикрывая за собою дверь. – Надеюсь и эту ночь он не явиться.
Вот уже несколько дней как Дарет целыми днями пропадал в деревне, напиваясь до потери разума и поймав очередную девицу, проводил ночь на сеновале или в чьем-нибудь хлеву. Последняя их ночь не оставила в ее памяти ни капли хорошего воспоминания лишь темные пятна на ногах и руках, да и очередную рану в ее душе.
– Меня дожидаетесь? – раздался резкий невнятный голос, и сильная рука придержала закрывающуюся дверь.
– Дарет?! – отскочив от двери, выпалила Уинфри.
На пороге спальни стоял ее супруг, хотя нет.… Сейчас он вообще не походил на человека. Грязные и спутанные волосы, в которых можно было найти не только солому, но и вероятней всего некую живность. Уинфри поморщилась при этой мысли. Весь грязный, не бритый и не мытый, от него за добрую милю несло элем и давно не мытым телом. Пока она с презрением окидывала взглядом вид пьяного супруга, он в свою очередь осматривал ее. Но его взгляд вовсе не был презрительным как ее, он был голодным, похотливым. Стройная фигура, не смотря на то, что она только пару месяцев назад родила, она даже стала краше, просвечивалась сквозь тонкую ночную сорочку в свете горевших свечей. Пышные бедра, тонкая талия, полная грудь. Дарет облизнул пересохшие губы и сделал большой глоток из бутылки державшую в руке.
– Вы пьяны, – возмещено начала Уинфри.
– И? – переступив порог, произнес Дарет.
– Покиньте комнату. Я не потерплю в моих покоях свиньи, – пыталась взять себя в руки она, хотя стук сердца в ее груди казалось, отдавался колокольным эхом по всему замку, приглушая ее мысли.
– Вы моя жена, – возмущено бросил он, прикрывая за собою дверь. – Вы живете в моем замке, и я могу появляться как в нем, так и в любой его части, в том состоянии, в котором мне будет угодно.
– Но не в моих покоях, – ощетинилась Уинфри.
– А мне ваше разрешение и не требуется. Вы моя собственность.
– И вы явились сюда, дабы взглянуть на вашу “собственность”?
– И не только, – лукаво улыбнулся Дарет, облизывая губы.
– Вы пьяны.
– Это не помешает мне получить удовольствие от вашего тела, дорогая супруга, – ухмыльнулся он и, сделав очередной глоток, поймав ее за руку, притянул к себе.
– Отпустите! – вырываясь, прокричала Уинфри.
– Я явился сюда не для того чтобы получить отказ, – и, удерживая ее за талию прижатой к своему телу, Дарет попытался поймать ее губы.
– Нет! – прокричала Уинфри ему в рот и, отстранившись от пьяного супруга, одарила его звонкой пощечиной.
Дарет отступив назад, округлил от неожиданности глаза, хватаясь за горячую щеку. Уинфри была готова, что на нее посыплются все проклятья, но в ответ с гневным взглядом получила ответную звонкую пощечину, тыльной стороной руки, которая сбила ее с ног. Она упала к ногам Дарета. Обида, боль, страх… все смешалось в ее голове и слезы проступили на ее глазах.
Он взглянул на женщину у его ног и, хитро ухмыльнулся. Одним глотком осушив содержимое бутылки, Дарет отбросил ее в сторону, и потянулся к Уинфри.
– Нет, нет – качая головой, как молитву повторяла она отползая.
– Да, – ухмыльнулся он, хватая ее за лодыжку и притягивая к себе.
Уинфри пыталась выдернуть свою ногу из его цепких рук, но, не смотря на то, что Дарет был изрядно пьян, его силе можно было позавидовать. В голове Уинфри возникли сцены их “любви”, после которых у нее болело все тело, а на коже долго не сходили синяки от его объятий. Ночь за ночью он брал ее как простое дикое животное, даже не считаясь с ней. Он просто приходил в любое время дня и ночи и брал то, как он говорил, что принадлежит ему.
«Достаточно», – каждый раз после таких соитий, говорила Уинфри, но ее останавливала лишь одна мысль, жизнь ее дочери зависела только от ее покорности.
– Хватит, – собравшись с силами, прокричала Уинфри, выкручиваясь и упершись ногой в грудь Дарета, что было силы, толкнула его.
– Что «хватит»? – свалившись на пол, проронил он.
– Достаточно с меня вашей «любви»! Я больше не позволю надругаться надо мною.
– Вы рискнете жизнью своего отродья? – чувствуя привкус победы, усмехнулся он, снова подползая к ней.
– Вы обещали.
– Что?
– Что моя дочь будет жить, и что вы ее не тронете, – напомнила Уинфри.
– Я такого не говорил, – заявил Дарет, снова ловя ее ногу и притягивая ее к себе.
– Говорили, – попыталась вырваться Уинфри.
Но тщетно, она была подмята под дело Дарета, и под тяжестью которого она не только не могла пошевелиться, ей было даже тяжело дышать. Ее руки были выкручены и удерживались одной его рукой над головой.
Страх внутри рос с огромной силой, сметая все на своем пути. Страх за жизнь своей дочери, за свою жизнь. Но сегодня она твердо все решила, она не позволит больше делать ей больно. Бежать! Но куда? Куда угодно, лучше замерзнуть посреди леса или быть загрызенной лесным зверем… Уинфри попыталась спихнуть с себя Дарета, но тот крепко придавил своим телом ее к полу.
– Я говорил, – продолжал он, пытаясь поймать ее губы, – что я позволю твоему выродку родиться, но я не говорил, как долго позволю ему жить…
– Сволочь, – процедила сквозь стиснутые зубы и слезы Уинфри, теряя силы.
– Все зависит от вашего послушания, моя дорогая женушка, – улыбаясь, произнес он, накрывая ее губы своими губами.
Вырвавшись из пасти его поцелуя, Уинфри попыталась боднуть его, но, промахнулась. Опуская голову на пол, она больно ударилась о рядом лежащую бутылку.
Дарет рассмеялся на ее неудавшуюся попытку, и снова припал к ее устам. От него несло элем, а поцелуй совсем не походил на любящий поцелуй Сэгрида. Слезы катились по щекам от боли не только физической, но и душевной.
«Я лучше умру», – пронеслось в мозгу.
Она освободила одну руку из клещей Дарета и, нащупав над головой горлышко бутылки, собрав все свои силы, что было мочи, разбила ее о голову супруга. В следующий миг раздался глухой стук бутылки о твердость головы и звон разлетающегося стекла по комнате. Дарет схватившись за окровавленную голову, скатился на бок, скуля как собачонка. Освободившись от его тяжелого тела, Уинфри молниеносно вскочила на ноги, не выпуская из рук стеклянное горлышко.
– Сука, – проскулил он, прижимая ладони к больному месту. – Когда я поймаю тебя, я сначала здорово развлекусь, а после брошу в яму с голодными псами…
– Попробуй, – выпалила Уинфри, медленно отходя к двери.
– Нет, – протянул Дарет, продолжая лежать на полу. – Я сразу брошу туда твое отродье… и заставлю смотреть... как голодные псы… будут разрывать на части маленькое тельце… – поток его слов был прерван сильным пинком по ноге.
Уинфри выбежав из спальни, направившись в покои Судер. Хлопнув дверью, она ворвалась в комнату, где мирно до ее появления спали Судер в своей кроватке и Давена укутанная в плед спавшая в кресле у камина.
– Что случилось? – вскакивая на ноги, воскликнула кормилица.
Уинфри молча подбежала к проснувшейся дочери, которая начинала хныкать.
– Все хорошо, – шепча, успокаивала она дочь. – Все будет хорошо, моя милая.
– Леди Уинфри? Что случилось? – подбежала к ней Давена, испугано окидывая растрепанный вид хозяйки.
– Мне надо идти, – бросила она, укутывая утихающую дочь в одеяльце.
– Зачем? Куда? – не могла ничего понять служанка.
– Я больше так не могу, – сквозь слезы проронила Уинфри.
– Уинфри!.. – раздался резкий голос Дарета полный ненависти.
– Мне надо бежать, – бросила она, выбегая из покоев дочери.
– Стой! – окликнул ее Дарет, упираясь плечом о стену, а одной рукой придерживая голову, которая была практически вся залита кровью, стекающая на плечи и оставляя за Даретом дорожку из кровавых пятен. – Я все равно найду тебя! Ты не уйдешь…

Холодный ветер подгонял ее вперед, снег засыпал ее следы, но так же, не давая четко видеть, куда она идет. Но куда? Оставаться в замке, было опасно. Искать приюта в селении? Уинфри не могла, ее не любили, и даже под предлогом смерти не пустили бы ее с ребенком на руках даже в хлев. К родителям? Туда добираться верхом почти неделю. Оставалось только одно, если она не замерзнет в лесу или не будет растерзана диким зверем, то можно было бы попытаться добраться в Хэрлихан. Но что дальше? Она не знала. Но была уверена, что ни на миг нельзя останавливаться на землях Лэнгли. Только идти. Только не останавливаться.
Она бежала, даже не глядя себе под ноги. Овраги, ямы, корни деревьев, торчащие из замерзшей земли присыпанные снегом. Один не осторожный шаг в полной темноте и Уинфри упала на снег, выпуская из рук сверток в котором мирно, под тряской пути, спала Судер. Девушка, упершись руками в снег, стала рассматривать местность, жадно ища глазами дочь. Тихий плачь в темноте и хруст снега, заставляли ее сердце пуститься в еще больший бег. Тихий скрежет снега, легкие шаги – это были не человеческие шаги. Уинфри хотела подняться на ноги и броситься в сторону плача, но два ярко горящих желтых огонька, заставили ее замереть на месте. Снег престал падать, тучи как с взмахом волшебной палочки расступились, открывая взору яркую луну и звездное небо.
– Судер, – бросила Уинфри смотря, что над ее дочерью возвышается огромный черный волк.
Последний раз, когда Уинфри встречалась в лесу с таким же волком, все обошлось хорошо, так как тем волком оказался ее Сэгрид. Этот же зверь выглядел больше и крупнее. Глаза горели злостью и ненавистью, с раскрытой пасти капала слюна. Уинфри сделала небольшой шаг вперед. Волк, ощетинившись, зарычал на нее, заставляя остановиться.
– Дитя мое, – одними губами выдохнула она, оставаясь сидеть на снегу лишь в одной ночной сорочке.
Но холода она не чувствовала, Уинфри видела лишь свою беззащитную дочь, которую вероятней всего видела и слышала живой в последний раз.
– Судер, – проронила Уинфри, и слезы снова потекли горячими ручьями по ее щекам.
Волк поднял на нее морду, внимательно рассматривая и изучая. Он принюхался к кричащему на снегу свертку, после снова перевел взгляд на Уинфри и сделал шаг назад. За спиною девушки, не вдалеке послышался лай собак, и Уинфри позабыв о новой опасности, вспомнила про старую опасность. Позади горело множество факелов и с лаем собак смешивались человеческие голоса. Она чувствовала себя как зверек загнанной в угол клетки, откуда был лишь один выход, и предлагала его Смерть. Позади был Дарет, и возврат в его дом не сулил ничего хорошего ни для нее, ни для ее дочери, впереди – волк, от которого так же ничего хорошего не ожидало ждать. Детский плач утих, и Уинфри испугано с тяжелыми мыслями в голове обернулась к дочери. Небольшой темный сверток лежал все на том же месте, вот только, что зверя возвышающегося над ним не было. Поднявшись на ноги, Уинфри подбежав к дочери, стала ощупывать холодненькие щечки дочери, Судер мирно спала.
– Ты жива, – облегчено выдохнула Уинфри, услышав ровное дыхание дочери.
Лай собак и голоса становились все ближе и ближе. Надо идти! И она пошла. Луна снова скрылась за тяжелые тучи, а с неба стал падать пушистый снег, как будто что-то с выше, хотело скрыть не только ее следы, но и ее саму в ночной темноте. Впереди раздался хруст и скрип снега под ногами. И в этот раз это были человеческие шаги, большие и спешные. Через пару шагов, Уинфри заметила между деревьями темный силуэт.
«Дарет» – пронеслось в мозгу, и она застыла на месте как вкопанная, боясь даже дышать.
Своего мужа она боялась больше, нежели самого лютого лесного зверя, да же если тот будет болен бешенством. Фигура, застыв в нескольких шагах, помедлила, после одним большим шагом, и в мгновение ока, оказалась рядом. От страха Уинфри зажмурила глаза, шепча:
– Будь, что будет, только бы смерть была бы быстрой, – она готовилась к самому худшему.